![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Еще по поводу презумпции невиновности
May. 21st, 2016 12:10 pmЦитирование историками архивных документов по умолчанию считается достоверным.
Есть также презумпция авторства, что автору опубликованной книги не нужно доказывать, что он действительно написал эту книгу и т.д. и т.п.
Или вот "О так называемой «презумпции невиновности» источника"
В отличие от источниковедения предшествующих веков, источниковедение XX века отошло от механического разделения источников на «истинные» и «ложные»: оно учитывает возможность косвенного использования источников, чья неточость или недостоверность тоже отражает определенные исторические явления времени их создания.
При использовании источника для установления конкретных фактов он выступает как свидетель. Роль исследователя в этих случаях — отнюдь не роль обвинителя: ему нужно не осудить (или оправдать) источник, а решить, можно ли на него в данном случае полагаться. Нельзя привлекать к дознанию свидетеля не установив, насколько он способен дать серьезные и заслуживающие доверия показания; нельзя привлекать и источник без подобной предварительной процедуры. Иначе принцип «презумпции невиновности» источника превратится в принцип «презумпции достоверности свидетеля», а это опасная «презумпция» («нет дыма без огня», «зря не скажут») способная привести к самым отрицательным последствиям.
Несравненно чаще, однако, мы встречаемся в исследованиях с такими случаями, когда источник выступает в обычной для него роли свидетеля, а в положении подследственного или подсудимого оказываются упомянутые им лица. Историки, принимающие известие «Сказания о Мамаевом побоище» о том, что Дмитрий Донской перед Куликовской битвой поменялся одеждой с боярином Михаилом Бренком, и тот погиб в битве, предполагают, что Брейк был сознательно принесен в жертву. «Зато его смерть спасла русское войско, потому, что гибель великого князя или его плен неминуемо вызвали бы смятение, или, может быть, даже разгром русского воинства», как писал М.Н. Тихомиров.20) Но есть ли у нас основание принимать это известие, встречающееся лишь в «Сказании о Мамаевом побоище» (недостоверность которого как источника справедливо (50/51) отмечал сам М.Н. Тихомиров),21) и возводить на Дмитрия Донского обвинение в столь холодном и жестоком расчете? Перед нами — хороший пример того, как «презумпция невиновности» «свидетеля» — источника сводит на нет «презумпцию невиновности» «обвиняемого» — того исторического деятеля, о котором этот источник сообщает.
Есть также презумпция авторства, что автору опубликованной книги не нужно доказывать, что он действительно написал эту книгу и т.д. и т.п.
Или вот "О так называемой «презумпции невиновности» источника"
В отличие от источниковедения предшествующих веков, источниковедение XX века отошло от механического разделения источников на «истинные» и «ложные»: оно учитывает возможность косвенного использования источников, чья неточость или недостоверность тоже отражает определенные исторические явления времени их создания.
При использовании источника для установления конкретных фактов он выступает как свидетель. Роль исследователя в этих случаях — отнюдь не роль обвинителя: ему нужно не осудить (или оправдать) источник, а решить, можно ли на него в данном случае полагаться. Нельзя привлекать к дознанию свидетеля не установив, насколько он способен дать серьезные и заслуживающие доверия показания; нельзя привлекать и источник без подобной предварительной процедуры. Иначе принцип «презумпции невиновности» источника превратится в принцип «презумпции достоверности свидетеля», а это опасная «презумпция» («нет дыма без огня», «зря не скажут») способная привести к самым отрицательным последствиям.
Несравненно чаще, однако, мы встречаемся в исследованиях с такими случаями, когда источник выступает в обычной для него роли свидетеля, а в положении подследственного или подсудимого оказываются упомянутые им лица. Историки, принимающие известие «Сказания о Мамаевом побоище» о том, что Дмитрий Донской перед Куликовской битвой поменялся одеждой с боярином Михаилом Бренком, и тот погиб в битве, предполагают, что Брейк был сознательно принесен в жертву. «Зато его смерть спасла русское войско, потому, что гибель великого князя или его плен неминуемо вызвали бы смятение, или, может быть, даже разгром русского воинства», как писал М.Н. Тихомиров.20) Но есть ли у нас основание принимать это известие, встречающееся лишь в «Сказании о Мамаевом побоище» (недостоверность которого как источника справедливо (50/51) отмечал сам М.Н. Тихомиров),21) и возводить на Дмитрия Донского обвинение в столь холодном и жестоком расчете? Перед нами — хороший пример того, как «презумпция невиновности» «свидетеля» — источника сводит на нет «презумпцию невиновности» «обвиняемого» — того исторического деятеля, о котором этот источник сообщает.
