![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
https://a-shen.livejournal.com/111955.html?thread=5178451#t5178451
12 августа меня привезли в новосибирское управление СК, и объявили мне о возбуждении дела, там я и познакомился со следователем Е.В.Носыревой-Гришиной. Она объявила мне о моем статусе подозреваемого, и она же сказала открыто: «на нас очень давят, чтобы мы вас закрыли, но я считаю, что тут никакого состава нет, поэтому будете у меня под подпиской».
Впоследствии мы еще несколько раз беседовали (потом дело было передано сотруднику ее отдела, молодому следователю Бондаренко). И Екатерина Вячеславовна мне достаточно подробно рассказала: что прилетал Бастрыкин, что требовал Волкова закрыть, что возразить ему было нельзя, поэтому она взяла дело себе лично, а не кому-то из сотрудников, чтобы под свою ответственность избрать меру пресечения; я, мол, ничего не боюсь, мне до пенсии год, ну и так далее.
Ну и понятное дело, в какой-то момент я ее спрашиваю: а зачем вы все это сделали? и зачем мне рассказываете?
А она и говорит:
— Понимаете, Леонид Михайлович, мне так не понравилось, как Бастрыкин говорил — мол, приехал этот молодой еврейчик из своего Люксембурга здесь революцию делать, что ему там не сиделось, мы все это уже сто лет назад проходили, когда нам в пломбированном вагоне евреев из Швейцарии присылали; вы, Екатерина Вячеславовна, должны понимать, что все эти люди — враги русского народа.
— А вы что ему на это сказали?
— А что я ему на это скажу... Что у меня девичья фамилия — Гинзбург?
Следователь лицо процессуально независимое. Она имело право не передавать дело в суд, если считала, что в действиях отсутствует состав преступления. Вот это был бы реальный шаг в сторону обвиняемого. Если год до пенсии и карьера, отношение начальства и т.д. уже не беспокоят -- начальству было бы непросто эту ситуацию переломить (если следователь вправду не боится, а не только на словах).
А рассказать обвиняемому, что вышестоящий начальник -- плохой следователь, а перед ним сейчас хороший, который страдает от плохого, и желательно страдает несправедливо, по уважительной (в рамках системы ценностей обвиняемого) причине -- это классика жанра. Выдать обычный поступок за героический в сторону обвиняемого -- тоже классика. Предполагаю, по статье 144 не было ни одного прецедента избрания ареста в качестве меры пресечения до суда за все годы ее существования.
12 августа меня привезли в новосибирское управление СК, и объявили мне о возбуждении дела, там я и познакомился со следователем Е.В.Носыревой-Гришиной. Она объявила мне о моем статусе подозреваемого, и она же сказала открыто: «на нас очень давят, чтобы мы вас закрыли, но я считаю, что тут никакого состава нет, поэтому будете у меня под подпиской».
Впоследствии мы еще несколько раз беседовали (потом дело было передано сотруднику ее отдела, молодому следователю Бондаренко). И Екатерина Вячеславовна мне достаточно подробно рассказала: что прилетал Бастрыкин, что требовал Волкова закрыть, что возразить ему было нельзя, поэтому она взяла дело себе лично, а не кому-то из сотрудников, чтобы под свою ответственность избрать меру пресечения; я, мол, ничего не боюсь, мне до пенсии год, ну и так далее.
Ну и понятное дело, в какой-то момент я ее спрашиваю: а зачем вы все это сделали? и зачем мне рассказываете?
А она и говорит:
— Понимаете, Леонид Михайлович, мне так не понравилось, как Бастрыкин говорил — мол, приехал этот молодой еврейчик из своего Люксембурга здесь революцию делать, что ему там не сиделось, мы все это уже сто лет назад проходили, когда нам в пломбированном вагоне евреев из Швейцарии присылали; вы, Екатерина Вячеславовна, должны понимать, что все эти люди — враги русского народа.
— А вы что ему на это сказали?
— А что я ему на это скажу... Что у меня девичья фамилия — Гинзбург?
Следователь лицо процессуально независимое. Она имело право не передавать дело в суд, если считала, что в действиях отсутствует состав преступления. Вот это был бы реальный шаг в сторону обвиняемого. Если год до пенсии и карьера, отношение начальства и т.д. уже не беспокоят -- начальству было бы непросто эту ситуацию переломить (если следователь вправду не боится, а не только на словах).
А рассказать обвиняемому, что вышестоящий начальник -- плохой следователь, а перед ним сейчас хороший, который страдает от плохого, и желательно страдает несправедливо, по уважительной (в рамках системы ценностей обвиняемого) причине -- это классика жанра. Выдать обычный поступок за героический в сторону обвиняемого -- тоже классика. Предполагаю, по статье 144 не было ни одного прецедента избрания ареста в качестве меры пресечения до суда за все годы ее существования.
